Это был человечек ростом не более локтя, одетый в замызганную рванину. Мышиного цвета лохмы и клочковатая борода полностью скрывали лицо; из колтунов торчал только непропорционально длинный нос да сверкали черные бусинки глаз. На человечке была странная «упряжь» из тонких кожаных шнуров, в которой крепился инструмент: молоток со сломанной рукоятью и ржавая отвертка, а руки человечку заменяли пушистые лапки, похожие на кошачьи.
Цеховой.
…Когда-то ученые умы Академии Других Наук считали, что мелкие домовые духи не выживут в фабричных корпусах из-за обилия железа. В этих заявлениях был резон: Другие существа страсть как не любят этот металл. И действительно: мелкая нечисть, вроде сорняков, конюших, повертов и им подобным бежала из цехов со скоростью пули. А домовые − гляди ж ты! − приспособились. Хотя, конечно, называть их стали по-другому…
– Да не жмись ты, − цеховой дохнул на следователя ядреным перегаром, − дай целковый! Или хоть плесни на два пальца. Ну чего тебе стоит, дядя?
– Мерский катеныш!!
Хрясь! Рядом с цеховым в стеллаж впечатался здоровенный грязный сапожище, разминувшись с головой Другого менее чем на пол-ладони.
– Каткий отфратный зойфер! Я люпить тфой клюпый башка!!
Цеховой завизжал, подпрыгнул, и нырнул головой в пол, не раскроив, однако, при этом череп, а просто пройдя сквозь твердую поверхность. По прорезиненным плитам, словно по поверхности воды, прошли круги, и Другой бесследно исчез.
– Восмутительно!
К ним уже спешил метатель сапога: долговязый дедок в робе старшего инженера. Его длинные седые волосы были убраны в «хвост», развевающийся за спиной, ногти на руках аккуратно подстрижены, а очки со сменными линзами, восседавшие на остром носу по сложности напоминали чудной астрономический прибор. На правой ноге старичка не было сапога.
Инженер подхватил свой «метательный снаряд» и ловко натянул обратно на ногу (следователь успел заметить длинный полосатый чулок), после чего низко поклонился гостям.
– Допрый тень, косподин Туск! Допрый тень, косподин Фикаро! Мне кофорили, что фы посетите нас, но не утошняли фремя. Прошу простить за пофедение наших цехофых − проклятые сфолочи опнаклеть соффсем!
– День добрый, герр Гейгер! Как здоровье? Фигаро, познакомьтесь: наш ведущий инженер Вильгельм Гейгер. Работает у нас уже десять лет; заступил на службу сразу после получения гражданства. Они, сталбыть, сбежали из Рейха, во как. Политический.
– Райх! − старикашка затопал ногами, брызгая слюной, − Райх! Нихт Райх! Эта сфинья − канцлер − посорит мой страна! Посорит Дойчланд! Они там марширофать! Под мусыка!! Они там домарширофатса! Экономика, который рапотать на фойну, даст только фойну! Я коворил эти ослиные аршен: ви бить клюпое стато…
– Ну, ну, спокойно, спокойно! − Туск вздохнул. − Теперь будет орать за политику, пока не охрипнет. − повернулся он к Фигаро. Он, говорят, обложил в десять этажей канцлера лично и его выслали: тогда у них нравы помягче были…
– Туск! Я, фоопще-то, фсе слюшать!
– Да, да, герр Гейгер… Так вот, − прихватил старик, значит, все свои наработки и приехал к нам а в столице его нашел Форинт. Без Гейгера мы бы до сих пор керогазы да чайники клепали, дай бог здоровья старику!
– Туск!!. Отнако, ви бить правым, − инженер вздохнул и дернул себя за «хвост» на затылке, − этот мануфактур раньше фыпускать фсякий мусор… Косподин Фигаро, ви быть из… э-э-э… гайстеръйегерь? Колдоффской полицист?
– Я из Департамента Других Дел, все верно. − Фигаро приподнял каску над макушкой. − Эта организация, примерно, то же самое, что и ваша Магише Контролле, только прав у меня поменьше. Господин Форинт хотел чтобы я с вами переговорил, поскольку считает, что вы знаете о фабрике больше, чем кто-либо другой… И, кстати, вы можете sprechen Deutsch, меня это не смущает.
Старик с огромной благодарностью взглянул на следователя и с облегчением перешел на родной язык (при этом скорость его речи увеличилась, минимум, втрое), после чего трещал без умолку минут двадцать. За это время Фигаро узнал следующее:
Во-первых, инженер вовсе не считал недавние несчастные случаи на производстве результатом злого умысла. В отличии от Форинта, склонного во всем винить колдовские силы и Матье, склонявшегося к идее саботажа, Гейгер был уверен, что виной всему − пьянство. Он, похоже, считал, что вообще все беды человечества происходят от пагубного влияния «зеленого змия», чем-то напоминая Фигаро его тетку, свято верившую в мировой заговор: она считала, что Колдовской Квадриптих все еще жив-здоров («…сидят себе, значит, где-то на Южном полюсе и управляют мировой историей через правительства всякие, а в министерствах − сплошь их псионики, чтоб им пусто было!»).
Во-вторых, пьянство цеховых старикашка каким-то загадочным образом связывал с несчастными случаями (что следователь счел полным бредом, но тактично промолчал) и с постоянными отказами фабричной автоматики (а вот в этом резон был: в идеале цеховые должны были следить за фабричной машинерией, помогая поддерживать ее в исправности).
В-третьих − тут следователь навострил уши − Гейгер был абсолютно уверен в надежности систем внутрицеховой безопасности, поскольку лично ей занимался. Пружинная, похоже, тратила на эту самую безопасность немало денег и Фигаро подумал, что старик говорит так вовсе не от зазнайства: все, что он увидел в цеху до сих пор, подтверждало слова старого инженера. Заградительные решетки, каучуковые коврики на полу, защитные кожухи на опасных частях механизмов, предупреждающие знаки − все это явно появилось тут не само по себе. По словам Гейгера, за последние три года на фабрике удалось свести на нет даже мелкие травмы, такие как ушибы, ожоги первой степени и переломы пальцев.