– А вот эта штука над огнем?
– Да, очень странно, согласен. Сложная эфирная структура, прямо как в учебнике. Но это единственное, что меня впечатлило из ваших «доказательств» существования гипотетической «секты». Да еще, пожалуй, эта светящаяся штука на боку парового котла.
Фигаро думал. Он думал очень, очень напряженно.
– Вы хотите сказать, − медленно произнес он, − что этот вихрь и символ на стенке котла − подделка?
– Вовсе не обязательно. Вы сказали, что стырили снимки у Флаффа, так? Так вот: этот хлыщ ни черта не понимает в делах фабричного производства. Увидел что-то, что показалось ему странным, сфотографировал и придумал для себя страшную историю про «кровавую секту», а теперь его страхи передались вам… Нет, ну надо же − принять мостовых обходчиков за сектантов! А-ха-ха-ха, расскажу − не поверят!
– Но как же тогда быть с этими странными… мнэ-э-э… дополнениями на снимках?
– Если вы немного разбираетесь в фотографическом деле, − Форк снисходительно похлопал следователя по плечу, отчего тот едва не провалился под пол вместе с креслом − силушки в технологе было − куда там быку, − то, наверно, знаете, что иностранные фотокассеты у нас не продают. А наши алхимики в беспредельной своей ушлости пихают в кассеты вместо дорогих реактивов бесплатные заклятья…
– Да-да, мне рассказывали.
– Ну вот. А раз так, то кассета, фактически, становится зачарованным предметом, и, стало быть, чувствительной к… − Форк вопросительно посмотрел на следователя.
– К эфирным колебаниям. − выплюнул Фигаро. − Черт.
– Вот именно. Потому-то на наших дешевых кассетах часто получаются замечательные фотографии привидений играющих в нарды или чертей подсматривающих в бане за красотками неглиже. В бытность мою студентом фотомашины были огромной редкостью, а сейчас о фотографии пишут в «Линзе и Затворе». − Форк, хихикая, сел в кресло. − У нас тут такие запредельные напряжения в эфире что я удивляюсь, почему на снимках нет хоровода цеховых или Эфирного Дракона с сигарой и в цилиндре.
– Да-а-а… − Следователь устало помассировал виски. − Признаться, в таких вещах я не эксперт… Вот что значит отстать от ритма жизни. Пора на переквалификацию… Но, все же, я рад.
– Что это не секта?
– Конечно. Ненавижу иметь с ними дело. Да и наняли меня не за этим; еще не хватало вылавливать каких-то колдунов-многостаночников, тьфу-тьфу… Хотя я, в любом случае, снова в тупике: все еще непонятно, кто же крадет ваши драгоценные разработки.
– Наплюйте. − посоветовал технолог, прихлебывая чай. − Просто наплюйте. «Крыса», так или иначе, себя проявит, тем более сейчас, когда на фабрику привезли эти новые чертежи.
– Или заляжет на дно.
– Или так. − согласился Форк. − Если, конечно, не поджечь амбар.
– Что вы имеете в виду? − в голосе Фигаро явственно чувствовалось напряжение.
– А вот послушайте: предположим, шпион узнает…
…Они говорили еще около получаса. Когда Форк, наконец, ушел, он получил от следователя приглашение на работу в ДДД, рекомендательное письмо и заверения в вечной дружбе. Технолог краснел и смущенно благодарил.
Проводив Форка, Фигаро кликнул приставленного к нему младшего администратора и приказал в ближайший час не входить к нему в кабинет ни под каким предлогом и не пускать никого, вплоть до самого Форинта. Администратор коротко кивнул, сунул два пальца в рот и совершенно по-разбойничьи свистнул. В коридор немедленно вошли двое дюжих молодцев в мышиного цвета шинелях, шапках-ушанках и огромных кирзовых сапогах, источающих ароматы навоза и дегтя. За спинами молодцев покачивались старенькие «трехлинейки» с примкнутыми штыками.
– В этот кабинет никого не впускать до особого распоряжения господина Фигаро. Даже руководство. Поняли?
– Бут-сделано! − рявкнули серые шинели и взяли под козырек.
…Когда Фигаро, наконец, остался один, он, первым делом, запер дверь кабинета на ключ и на цепочку, плотно занавесил окна и выключил электрический свет, оставив зажженной только керосиновую лампу, найденную им в шкафу. Немного подумал и подпер дверь еще и стулом − на всякий случай.
Он поставил на стол саквояж, открыл его и достал из кисло пахнущих старой кожей недр жестяную коробку из-под сигар, объемистый бумажный сверток перетянутый бечевой и свечу, которую сражу зажег и поставил на пол в центре комнаты, предварительно накапав на паркет горячего воска. Открыл коробку и достал из нее длинный белый цилиндрик − мел. Самый лучший в мире мел, добытый в карьерах на Лысой горе близ Последнего Полустанка, где сама земля дышала природным колдовством, столь древним, что доисторические ящеры, чьи скелеты иногда находят археологи на Дальней Хляби, по сравнению с такой древностью были просто бабочками-однодневками. Следователь взял мел двумя пальцами и аккуратно начертил вокруг зажженной свечи круг.
Затем последовала очередь свертка: Фигаро разрезал бечевку ножом для писем, развернул грубую серую бумагу и извлек на свет божий две маленькие керамические чашки. В одной из чашек лежало немного пшеничной каши, а в другой − кусочки вареного мяса. Все это следователь поставил на пол рядом со свечей.
Все было готово. Фигаро плюнул на пол, растер плевок левой ногой, повернулся лицом на запад и скороговоркой продекламировал:
– Чай заварен, стол накрыт, суп наваристый кипит, будем, дедко, есть да пить, выходи поговорить!
Пламя свечи задрожало, ярко вспыхнуло, а затем стало совсем маленьким. По комнате пронесся порыв холодного ветра, в котором явственно чувствовались запахи кухни и, почему-то, машинного масла. Что-то заскреблось в углу… и все.