Фигаро, следователь Департамента Других Дел. Дилог - Страница 28

Фигаро остановился рядом с одним из медных быков, украшающих Часовой Мост, пыхнул трубкой и облокотился на перила. В мутном небе проклюнулся желтый диск луны, и по воде брызнула россыпь огоньков, выхватывая из темноты наполовину затонувшие тележные колеса, поросшие тиной балки и рыбацкие сижи, склизкие от вечернего тумана.

Вокруг вонял город, но следователь не обращал внимания на неизменное амбре городского центра. В голове у Фигаро, рикошетя друг о друга, носились мысли, и с каждой минутой среди них оставалось все меньше и меньше приятных.

Фигаро наврал Гастону, что у него есть догадка. Скорее, на дне сознания следователя мерно вибрировала какая-то струна, некая заноза, за которую неизменно цеплялись все остальные идеи и предположения. В чем была суть этого «мозгового свербежа» Фигаро сказать пока не мог. Он тер лоб и тихо бормотал себе под нос:

– Только после Сплита… И никто не запомнил лица… Даже не после Сплита, а после ареста…

В этот момент совсем рядом кто-то тихо, но отчетливо произнес:

– Фигаро! Вы меня слышите?

Следователь обернулся.

Улица была пуста. Только на другой стороне моста пьяный мужик в чиновничьей шинели обнимался с фонарем и ругательски ругал какого-то Пишку.

– Хм… Показалось, что ли?

– Эй! Фигаро! Вы там?

Фигаро вздрогнул. Потому что голос – теперь это стало совершенно очевидно – доносился у него из жилетного кармана.

«Я что, с ума сошел?», подумал следователь, потихоньку начиная паниковать.

– Фигаро! Да возьмите же Вы эту хренову ручку!

Тут до него, наконец, дошло. Чертыхаясь, Фигаро сунул руку в карман и достал автоматическое перо, которую ему давеча вручил Метлби. Так и есть: колдовской коммуникатор раскалился и пульсировал. Ворожба, понимаете ли…

– Да, Метлби, я Вас слышу. Только плохо.

– Поднесите коммуникатор колпачком к уху, – потребовал голос из «авторучки».

Чувствуя себя полным идиотом, следователь внял совету. Со стороны могло показаться, что деревенский дурачок решил поковырять в ухе первым, что попалось ему под руку. Однако же слышно стало гораздо лучше: Метлби словно стоял у него за плечом.

– Вот так-то! Вам хорошо слышно?

– Замечательно, – буркнул Фигаро. – Я Вас внимательно слушаю.

– Только что я завершил анализ эфирных потоков. Вы были правы: след остался. И довольно четкий. Правда, он быстро потерялся где-то на складах Пружинной – там очень много железа. Ваш колдун явно не дурак.

– Наш колдун, Метлби.

– Да, – помолчав, согласился магистр. – Наш колдун.

– Можете рассказать, где именно след полностью пропал?

– Рассказать? Фу! Я Вам покажу.

В голове у Фигаро раздался щелчок, а затем перед его глазами появилась карта. Это было странное, но забавное чувство: следователь понимал, что стоит на мосту, курит и разговаривает через самопишущее перо с дипломированным колдуном, но при этом он также нависал над картой города, лежавшей на журнальном столике. Фигаро даже различил заголовок столичного «Кристалла», валяющегося рядом на ковре: «Коллегия осуждает нелегалов!»

«Вечно она что-нибудь осуждает», подумал следователь. «Что, однако, совсем не мешает ей самой беспардонно тырить казенные деньги».

Карта у Метлби была хорошая и, похоже, позаимствованная из муниципалитета; Фигаро даже увидел аккуратно пронумерованные отметки канализационных люков. Над картой появился красный карандаш, который сжимали тонкие крепкие пальцы, а затем Метлби решительным движением обвел кружком дом, где почил в бозе Марко Сплит. Затем карандаш прочертил жирную красную линию через узкую полосу Развала, через квартал доходных домов (большая часть которых принадлежала Матику), обогнул серый прямоугольник Большой Пружинной, и остановился рядом с Дырявым Переулком. Здесь, среди маленьких черных квадратиков, обозначенных как «Склады г-на Паулюса, н. 22 – 105», Метлби начертил жирный красный крест. Фигаро, почему-то, подумалось о пиратской карте: сундук с сокровищами и призрак, который его охраняет…

– Фигаро! Не спите!

– Я Вас слушаю. И хорошо вижу.

– Это все, что я смог найти. Дальше след теряется.

– Ну, это куда лучше, чем ничего. Спасибо большое, Метлби. Может статься, Вы помогли мне куда больше, чем сами думаете.

– И что Вы собираетесь делать? – в голосе магистра явно чувствовался скепсис.

– Схожу туда. Проверю.

– Сами? Сейчас?!

– А что такого? Я уже большой мальчик. Имею полное право на ночную прогулку. К тому же, я в двух кварталах от этого места.

– Но…

– Метлби, – устало вздохнул следователь, – я не думаю, что убийца, кем бы он ни был, до сих пор сидит там, на складах, и поджидает меня с заряженным пентаклем наготове. Скорее уж я наткнусь на разъяренного сторожа. Так что не переживайте и ложитесь спать. И спасибо Вам еще раз.

– Эх… Ну, дело Ваше, Фигаро. Поступайте, как знаете. А меня ждет тушеная утка. Метлби, отбой.

Самопишущее перо в руке следователя вздрогнуло и перестало пульсировать. Сеанс связи был окончен.

Кто-то когда-то сказал, что решимость, равно как и бравада – навроде вина в бутылке: пока оно есть, не думаешь о том, что будет дальше. Но бутылка неизменно пустеет, после чего следуют размышления о своем недавнем поведении.

…Первые полквартала Фигаро отмахал налегке, лихо заломив котелок на затылок, и насвистывая «Мою блондинку» – невероятно пошлый фокстрот, вошедший в моду в провинции этим летом. Подкованные башмаки весело цокали по брусчатке, стрелки брюк с оттяжкой стригли воздух, а трубка пыхтела, как труба товарняка. Впервые за вечер у следователя было хорошее настроение.