– Не больше двух недель. Вот его отцом мы занимались более двадцати лет. Черт, мы были почти на сто процентов уверенны, что Вивальди-старший – псионик! И сильный псионик! К сожалению, наша уверенность юридической силы не имела, а сам Вивальди был очень, очень осторожным. Кто бы мог подумать, что его сын… Такого просто не бывает!
– И как же вы узнали?
– Случайно. Через пару недель после похорон отца Вивальди. Двое пьяных грузчиков приставали на улице к девушке. Вивальди-младший ввязался в драку, но не рассчитал сил. Грузчики оказались дебелыми ребятами и уже собирались всадить нашему псионику нож под ребра. Ему пришлось сопротивляться, и он… слегка перестарался. Один из насильников помер на месте, а второй попал в больницу с тяжелыми побоями. Которые, надо понимать, сам себе и нанес. Когда наши агенты выяснили, что это работа псионика… В общем, они растерялись. Ведь псионик-то к этому времени, по идее, должен мирно лежать в гробу! Поэтому поначалу следствие свернуло не туда. Смешно вспомнить: чуть было не дошло до эксгумации! Строились совсем уж безумные теории, вплоть до того, что принялись шерстить алиби всех окрестных некротов – не поднял ли кто из них, грешным делом, старшего Вивальди в качестве псионика-реаниманта? Такой вариант, надо сказать, был бы самым печальным из всех возможных: в состоянии «не-смерти», как вам, разумеется, известно, колдовская сила подъятого возрастает на порядки. Короче, к тому времени, когда выживший насильник очухался и смог дать показания, Вивальди-младший был уже далеко.
Фигаро усмехнулся. Усмешка у следователя, надо сказать, получилась препротивная.
– И тогда Вы подумали: «а зачем мне, такому замечательному, связываться с Орденом Строго Призрения, если я и сам могу изловить псионика и почить на лаврах?» – Фигаро отхлебнул чаю и уставился в окно. – Вот уж, действительно, – «несогласованность действий»…
Френн покраснел как помидор и треснул кулаком по столу.
– Нет, Фигаро! Нет! Что бы Вы там ни думали, у меня были средства скрутить Вивальди в бараний рог! Не думаете же Вы, что я полез бы против него с дубиной наперевес?!
– Нет, конечно, – Смайл иронично поднял бровь. – Сами Вы, папаша, вообще редко выходите из своего кабинета – во избежание. Но я догадываюсь, что это за «средства». Видели, знаем. Псионик на службе у Инквизиции – это же надо!
– Арчибальд был моей гордостью! – взвизгнул инквизитор. – Чуть ли не единственный случай, когда псионик сам вызвался сотрудничать с властями! Лучший агент, тридцать лет обучения – и все насмарку! Господи, Фигаро, я Вас ненавижу! – Френн соскочил со стола и принялся ходить по кабинету кругами.
– Сколько средств в него было вложено! Сколько сил потрачено! Закрытая школа-монастырь, лучшие специалисты, психологические тренировки, семь лет практики в столице на допросах… Арчибальд был… Он был… Ах, дьявол и тысяча Голодных Демонов, – такого больше никогда не будет, Фигаро! Ни-ког-да!
– И ты отправил этого психа Арчибальда в Нижний Тудым? – Смайл фыркнул. – Надо понимать, приехал он на том самом поезде, на который не смог сесть Фигаро?
– Да, да… – Френн остановился у окна и сжал руками металлический подоконник. – Кто бы мог подумать, что они с Вивальди окажутся чуть ли не в соседних вагонах! Мы только знали, что Вивальди едет сюда, потому что это самый простой способ добраться до Последней Заставы. Псионику очень легко уйти от слежки, к сожалению…
– Но как вы узнали, что он направляется именно на Заставу?
– Элементарно. Он сам нам все сообщил.
– Не понял? – брови главжандарма поползли вверх.
– Он оставил письмо, в котором все рассказал. Написал, мол, что хотел как лучше и не планировал никого убивать, но… хм-м-м… не доверяет… «официальному правосудию», как он выразился. Поэтому решил отправиться в добровольную ссылку, уехав на Дальнюю Хлябь. Просил не волноваться, что он когда-нибудь вернется – судя по всему, Вивальди планировал остаться там навсегда.
– А его имущество? Он ведь, наверно, был богатым человеком?
– О, очень богатым. Все его дела переходили в управление группы доверенных адвокатов на срок в двадцать лет. Если бы до конца этого срока Вивальди не вернулся, то все его состояние было бы поделено между его двоюродными сестрами.
– Забавно. – Фигаро все так же разговаривал с оконной решеткой, – Ну и почему бы вам его было просто не отпустить? Одной проблемой меньше. Преступник сам бежит в камеру…
– Фигаро, – Френн скривился, – не порите чушь. Вы бы отпустили убийцу, если бы он дал Вам честное слово, что уедет в далекие северные края и больше так не будет? Существует определенная, не нами придуманная процедура и следить за тем, чтобы она соблюдалась – наша работа. Вот и все. Для философии здесь не место… Короче говоря, Арчибальд и Вивальди прибыли в Нижний Тудым.
– А почему Вивальди сразу же отправился в город, а ваш цепной псионик остался в вагоне? – Смайл взял из коробки на столе сигару и принялся тщательно ее обнюхивать.
– Потому что есть специальная инструкция для штатных сотрудников, написанная, судя по всему, дремучими идиотами. Там четко сказано, что при пользовании общественным междугородним транспортом – если нет возможности воспользоваться служебным – агент не должен смешиваться с толпой, а выждать, пока та не рассосется. «Во избежание привлечения лишнего внимания». Весь этот бред писал, очевидно, какой-то бюрократ, перечитавший книг про шпионов. Мы, как правило, кладем на все эти правила здоровенный болт с левой резьбой, но Арчибальд бы так никогда не поступил. Он был псиоником; ему не доверяли, поэтому его с детства приучали ходить по струнке…